Есть ли другая дорожка? Всё не имеет смысла, когда навечно уходит кто-то из твоих самых близких. Но люди уходят по скорбным законам судьбы. Когда же ты видишь, как изменяется с детства любимый облик родного края, созданный титаническими усилиями соотечественников, когда перестраивается твоя колыбель, бессмысленной становится сама любовь к справедливости жизни. Я убежден, что сомнения – это нелегкие поиски и тернистый путь познания, а жизнь уже есть зримая истина, не сразу обретенная. Какова же наша повседневная жизнь? Этот вопрос я задаю сам себе. Нескончаемая болтовня обласканной придворной интеллигенции, напоминающей мышлением гоголевские персонажи, к скорбному сожалению, окутывает заражающим туманом не только общественное настроение и оставшиеся островки серьезной литературы, но и данный великому русскому народу язык, духовное основание нации. Как это ни противоестественно, в течение двадцати лет происходило заметное умерщвление нашего изначального феномена, то есть словесности, чуждым России иностраноподобием, уродованием живого слова народа безграмотным уличным и уголовным жаргоном. Обнародованные через телеэкран «интеллектуальные» афоризмы и максимы бывшего неиссякаемого в словотворчестве премьера 90-х годов стали широко известной панельной классикой, ибо телевидение, несмотря ни на что, является своеобразным рентгеном, где невозможно скрыть порок, блеск и нищету разумения. И все-таки я не теряю окончательно надежды, мне хочется верить, что наша память перестанет наконец помнить сверкающие мыслью размышления о «чесании» в разных местах, о неблагодарном, «не желающем работать народе», о «нажатии на яйца», о «призраке», об «измах», о «запоре на границе», о цивилизованной жизни в Америке: «Живут же люди!» Это самоунижающее подобострастие немолодого человека, имущего власть, отдает чрезвычайно неприятным запахом, тем более неослабевающие ветры дуют из-за океана, и пахнут они кровью, жандармской демократией и крылатыми ракетами, унесшими тысячи жизней в Ираке, садистической жестокостью, вызывающей в памяти сороковые годы и геополитические планы создания евроазиатской территории со «стальным нацистским хребтом». Впрочем, Черчилль, тоже политик не вегетарианского толка, хотел превратить Германию после войны исключительно в страну пастухов и землепашцев без промышленности. Сегодняшняя Америка, надо полагать, предается мечтам о мировом господстве с англосакским хребтом. И тут не хотелось бы вспоминать о чуткой к правящей силе флюгероподобной интеллигенции Германии – как податливо она составила значительную часть нацистской партии, в энтузиазме воинствующего патриотизма запамятовав любовь к богам нации – Гёте и Бетховену. И с трудом возможно представить, что в Италии нашлось всего 11 профессоров, отказавшихся дать присягу на верность фашистскому режиму. Невеселые эти мысли наводят на некоторые отвратительные воспоминания, связанные с тупой толпой, одураченной ельцинизмом, перепуганной собственным ничтожеством, в нетерпении сучащей ногами группой интеллигенции 93 года. С криками «браво» они ждали тогда похороны Отечества под грохот танковых выстрелов, расстреливающих Верховный Совет России. Ни на минуту не сомневаюсь, что мои соотечественники не забыли картины ельцинского дураковатого правления, бушующего кровавым 93 годом, дикарским избиением народа на площадях дубинками и скороспешными расстрелами на краснопресненском стадионе. Не забыто и то, как небезызвестный Греф, не стесняясь крайней собственной неразумности, упрямо настаивал на продаже немецкому концерну «Сименс» контрольного пакета акций ОАО «Силовые машины», в то время как компания «Силовые машины», поддерживая боеготовность наших ракетно-ядерных сил, является уникальным производителем энергетического оборудования для боевых надводных кораблей, подводных лодок, ракетоносителей «Союз» и «Протон», то есть служит нашей военной и экономической безопасности. Каким же нежнейшим словом благодарности обозначить подобное рыночное легкопорхание? Я не прочь бы похохотать над глупоманией, но не хохотать хочется, а слезы лить в отчаянии оттого, что в пору нынешней торгашеской вольности всё продается по азбуке – от «А» до «Я», всё погружается в денежную клоаку, обезумелой наживы по новому образцу, когда человеческое разумение низведено до неудобовообразимой низости. Да, запах порчи чувствуется в России. Запах гнили давно распространяется по Европе. Мифический Нострадамус, громя в своих пророчествах будущее Востока, почему-то не предсказал новорожденный Вавилон на Западе со всем его денежным цинизмом, проституированием политики, антирусской доктриной и нарастающим духовным измельчанием в последних столетиях. «Всё покрыто толстой корой свето-мещанской культуры, – писал Тургенев в статье «Из парижской жизни», – ибо даже рабочая масса заражена ею, и даже так называемые вестники новой жизни, проводники новых идеалов – социалисты».
Что касается более или менее обеспеченной современной английской
молодежи, то в ее среде снова стал модным отход от реальной жизни,
создание суперэстетских кружков, названных, как это ни странно, «Клубом
самоубийц», где господствует фальшивая многозначительность снобов,
безделие,
безразличие друг к другу, к судьбам человечества, – здесь
воспевают красоту смерти и
бессмысленность существования. Соблазняющая сила всепозволенности либеральных демократов дала
узаконенное право довести молодежь разных
народов до крайней аморальности,
заманивая ее в международную выгребную яму, куда вожди Помимо того, сколько бы трезвые умы, озабоченные нашей безопасностью, ни объясняли грубой ошибкой вывод наших войск из Приднестровья, где живет 600 тысяч русских, сколько бы ни возбуждалось вопросов, почему от внушительного количества танков осталось в Приднестровье 5 или 6 тысяч машин, вразумительного ответа, увы, не последовало. Нынешнее руссконенавистничество уже отказывает русским в русскости. С язвительным пренебрежением изобретатели новейшей истории теоретизируют, что Московия всегда населялась народами финско-угорского происхождения, стало быть, славян здесь в помине не было и «коренные» народы не по праву названы русскими. Еще более ошеломительные открытия были сделаны русофобами вокруг православия: тут бедным русским остается признать, что в действительности никогда не было и Андрей Первозванный никогда не приезжал в Киев, и не было на Руси христианских храмов. Некоторое время назад я получил следующее письмо: «Вы обрушиваетесь на «антиславянизм» иных теоретиков. Но ведь «славянизм» – течение архиреакционное, черносотенное... Вы понимаете, что в русском народе всегда существовало две культуры, и та культура, создателями которой были русские революционные демократы, с негодованием отвергает похабный российский «славянизм». Право, не знаю, стоит ли так же насильно использовать словесные фигуры доказательств, которые почасту воспринимаются как дуновение слабого ветерка. Только ясное самосознание приходит вместе с незаменимым жизненным опытом, и только оно может быть разительным аргументом. Поэтому в этой статье я не намерен дискутировать по поводу исторического славянского вопроса. Должен только заметить, что в понятии «антиславянизм» изуродованно выражена нелюбовь ко всему русскому, к его духовному, светлому символу, и тут отчетливо видны замшелые корни западной традиционной вражды. В этом неприятии соединились, как родные сестры, обуянные к России непримиримым гнилостным духом зависти, переходящей в патологическую ненависть. Допускаю, что данные определения не точны, тенденциозны, будто зло заострены. Но, тем не менее, не случайно в саркастической поэзии XXI века появились две горчайшие строчки: «Исчезли ум и память разом. Ну что ж, да здравствует маразм!» Глобально вооруженные «господа мира» не смогли сделать того, что в течение многих лет, не очень шумно поспешая, разваливают в экономике, земледелии и культуре «легионеры безбрежного либерализма» со всеми насквозь льстивыми и лживыми обещаниями осчастливленной жизни при демократии, загрязняя непристойной клеветой прошлое России, нашу армию в Отечественной войне, подтасовкой цифр роста и падения в экономике, в технико-экономических обоснованиях производства, причем не забывая о выводе лучших пахотных площадей из обращения. Эта своего рода трагическая энергия истребления изнутри «самого непокорного на земле народа» небезуспешно действует по доктрине Даллеса уже не один год. И никакая спасительная мечта из области красивой фантастики «демократических» реформ не образует через 20 лет несказанный золотой рай, который выглядит наркотической конфеткой для сонного успокоения терпеливого и несчастливого народа, которого отучают внимательно думать. Мы ведь и прежде чувствовали, угадывали фокусные деяния, заимствованные у чужеземных факиров, иногда данных игрой случая, слепой фортуной, начиненной коварством максималистских обещаний. Когда же прогресс Отечества будут направлять умы талантов, а не псевдохозяйственники, фальсификаторы от науки, культуры и экологии? И что же мы будем делать со своей доверчивостью к «пятиколонникам» в области, скажем, экологии, если поднимется мировая температура на 4 градуса и начнут таять льды Северного Ледовитого океана и затапливать материк? Россия в перестроечном ажиотаже, в придуманных реформах, утратив статус благополучнейшей страны, ползет и скачет от крайности к крайности, отдаленных от просветлений духовного и материального успеха: половина населения измучена позорной бедностью, гнетущей заботой о выживании. И сегодняшняя молодежь, оставленная без серьезнейшего государственного внимания на пороге самостоятельной жизни, – это безрадостные поиски самих себя и милостивого работодателя, соизволившего дать или не дать место. Подобные взаимоотношения можно назвать вариантом и вариацией финансового произвола. Судьбой всем нам суждено жить и общаться друг с другом. Но стоит поговорить с представителем новой формации рыночно-денежной эпохи в попытке найти относительную справедливость нравственных отношений и взаимное понимание – и ты встретишь вариант ловкого реакционера. Народ, однако, безмолвствует, безмолвствует и молодежь, не наделенная даже в малой степени влиятельным голосом в обществе. Кроме участия в отвлекающих от политики шоу, нередко граничащих с низкопробной безвкусицей, молодежь безмерно одинока перед туманным будущим. А наша молодость – лучшие годы еще не прожитой жизни, и я нисколько не сомневаюсь, что счастье – это не богатство, не роскошные удобства, не честолюбивая власть, а свежая и чистая пора, лучезарная, как первая любовь, дерзкая, как первый мужественный поступок, как находчивость, смелость во имя общего добра и защиты родного края. Дорого стоящие поступки – удел молодости, прекрасного времени бесстрашия и надежд. Но молодежь не избавлена от влияния касты внутренних недругов, ибо их политические маски привлекательно разнообразны, а заранее приготовленные «р-революционные» фразы разноцветны. Обманом и клеветой они пытаются сконструировать (опять же не без эха Даллеса) особый вид русских людей, наученных молчаливо соглашаться с самой примитивной политической глупостью, где ложь умело наряжена в костюм правды. Кончиком ядовитой шпаги им удалось, к сожалению, нанести раны самоуважению народа. За последние годы расхристанного вконец, неразумного правления Ельцина стерты с пахотных земель России тысячи деревень, и мы теперь за десятки миллиардов покупаем за границей 70 процентов третьесортного продовольствия, перейдя границу государственной безопасности, впрочем не очень обеспокоенные угрозой, которая страшнее войны, – бедой голода. А между тем царь-голод начал править на территориях оккупированных им стран, и пожалуй, России с ее опустевшими деревнями и обессиленным сельским хозяйством не следует выпячивать по-молодецки грудь, и министру сельского хозяйства хвастливо заявлять в печати, что сейчас мы готовы продать более 15 миллионов тонн зерна. Чем можно объяснить подобную несуразность? Я не верю сказочным предсказаниям, не верю, что волением судеб Восточная Европа станет мозгом земли благодаря заемным или непродуманным перманентным реформам. Я стою в позиции совсем не лояльной относительно безудержного хаоса вокруг распродажи народной собственности, к которой устремились сверх меры бойкие, денежные, неизвестно откуда взявшиеся покупатели и перепокупатели. Я сомневаюсь и в правоте «борцов» за реформы, которые никак не улучшают жизнь несчастливой России. Я за разумное усовершенствование жизненно-важных структур, когда-то намечаемых талантливым и расчетливым Косыгиным. Стало быть, нахожусь в своего рода оппозиции к цирковым вельоборотам, скачкам-прыжкам в экономике и политике, к порнографическим свободам в культуре, растлевающим молодежь, к умилительному торгашескому горбачевскому «плюрализму», немыслимо отстраненному от народа и русской реальности. Я глубоко верю в колоссальную мощь культуры, в этот всемирный двигатель прогресса, создавшего в конце концов «человека думающего», а не покоряющего силой и оружием собрата. Я верю в счастливое единение искусства, литературы, науки и экономики, которые в течение многих тысяч лет подняли человека над самим собою, обязанного самой судьбой жить в гармонии с вечной живой природой, этим символом духа, быть ее строителем, а не рабом декорационных красот мифических эдемов, не архитектором четвертого угла треугольника. Реалистическая классика Толстого, Тургенева, Бунина, Достоевского, сатирико-мистический реализм Гоголя, гениальная проза Шолохова и Леонида Леонова родили в России одну из высочайших литератур, оказавших мощное влияние на мировую словесность и мысль. Человек смертен, слову же сообщено бессмертие, непрекращающаяся воля незаменимого проводника из тьмы к свету. Мысль в одежде слова способна не только познать идиому жизни – добро и зло, но и разваливать агрессивные крепости, вступать в борьбу со злом, самоотверженно одерживать нелегкие победы. Слова заставляют нас жить, искать и находить. Свергнуть мужественное слово и мысль, рождающую свет, еще никому не удалось. «Стоит правительству лишь прислушаться к тому, что говорят кругом, чтобы понять окружающие нужды... Но разве об этом заботятся правительства? Мне говорят: но как же выйти из такого положения? Я не знаю пути. Я знаю только, что вот эта проторенная дорожка ведет в пропасть... Нужно искать, нужно проторить другую дорожку...». Так говорил Лев Толстой почти сто лет назад, когда Россия находилась не в лучшем положении. Я очень хочу верить, что в часы бессонницы президент России, неравнодушный к соотечественникам, мучаясь, сознает, что полностью открыть свою душу народу он едва ли найдет в себе решимость – покаянно высказать всю правду, все сомнения, все ошибки свои и своих предшественников, которые хотел исправить, но не успел, не сумел. И вместе с тем я понимаю, что вселенское слово может возродить человека и целую страну, может и убить надежду. Так или иначе, думающий народ – это бесценное благо, народ с укороченным сознанием – это в конце концов его угасание и гибель. Я верю в здоровый ум России.
Юрий Васильевич БОНДАРЕВ, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии, писатель |