БОГУ БОГОВО -  ПАРТИИ СВОЁ

(часть третья)

Вернуться к первой части          Вернуться ко второй части

Итак, мы выяснили, что в революционном порыве первых лет Советской власти еврейство совсем не было едино. Напротив, две большие группы тех, кого принято называть этническими евреями, но которые на деле являлись финикийцами-талмудистами и хазароевреями,  сошлись в совершенно непримиримом противостоянии, которое закончилось физическими взаимоуничтожением многих из них.

Группа хазароевреев, в свою очередь, была очень неоднородна: в ней были представлены как сторонники староиудаизма и христианства, так и мусульманства. И вот почему.

Как уже было указано выше, попытки синтеза между староиудаизмом и христианством были предприняты еще в эпоху Хазарского каганата. В рамках староиудаизма хазарского толка Христос признавался главой диаспоры, возможно, фигурой, равной Моисею. Однако подлинным торжеством синтеза стало появление в 7 веке нашей эры новой мировой религии, ислама, или мусульманства, которое стало развернутым, а не редуцированно-монархическим еврейским ответом на талмудический раввинистский неоиудаизм.

Ислам противопоставил безличным силам финикийского талмудизма шесть вполне конкретно-личностных пророков: Адама, Ноя, Авраама, Моисея, Иисуса и Магомета, (четверо из них являлись вполне ветхозаветными), которых более или менее равноправно разместил в пространстве новой религии.

Весьма любопытен персонифицированный носитель данного синтеза: в одной из трактовок – безграмотный погонщик верблюдов в аравийских песках, по другой – выходец из богатой мекканской купеческой семьи. Провозгласив Муххамада-Магомета “печатью пророков”, ислам как бы потребовал, чтобы исходящая как от ветхозаветных пророков, так и от новозаветного Христа энергия результировалась, сходилась бы в одной точке. Таким образом, Магомет, помимо всего прочего, становится подлинным символом примирения ветхозаветной и христианской цивилизации.

Достаточно сложен вопрос о компоненте развития в исламе и  о седьмом пророке, Аль-Махди, долженствующем прийти в будущем. Это положение допускается в некоторых неортодоксальных направлениях ислама. Если махдизм когда-нибудь возобладает, то это будет означать, что мы  будем иметь дело с религией, личностно обращенной в будущее, ибо  предыдущие религии до сих пор сводились либо к поклонению великим персонам прошлого, либо к ожиданию их возвращения или реинкарнации.

Еще более радикальной разновидностью махдизма является учение о “имаме современности” (иначе говоря, в каждый данный момент времени Аллах выбирает некоего пророка для сообщения миру очередной порции откровения и, таким образом, количество пророков фактически может увеличиваться до бесконечности). Данное учение исповедуют исмаилиты, или карматы.

Безусловно, каждая из трех основных семитических религий решала свои задачи. Теоретические проблемы мусульманства я только что описал.

Этническим евреям нужно было решать задачу выбора главы диаспоры, что вносило некоторые коррективы в их понимание синтеза. После того как удалились в прошлое династии Шамбата и хазарских царей – от Обадии и Песаха до Вениамина, остро встал вопрос о царе рассеяния. И, похоже, таковым может оказаться сам Магомет, с успехом выполнивший сложную объединительную работу, точнее, конечно, не сам он, а его генетические потомки. В этой связи существует версия, согласно которой Магомет является дальним потомком еврейского солдата, участвовавшего еще в борьбе против Македонии и Рима.

Христианство решало не менее сложную задачу развития: теоретически приближалось время второго пришествия и надо было приготовиться к тем формам, в которых это могло произойти.

Вот в такой атмосфере нравственных, мировоззренческих и религиозных исканий происходила наша революция. Непрекращавшиеся столкновения между конфессиями плюс потребность противостоять талмудизму привели к тому, что к началу XX века потребность в дополнительном персонифицированном синтезе трех основных семитических религий могла быть осознана как насущная.

ЭЙНШТЕЙН

КАК ФИНИКИЙСКОЕ БОЖЕСТВО

Впрочем, “ашксефы” (западные финико-евреи, талмудисты, ашкосефарды) также не собирались сидеть сложа руки. В теоретическом смысле они стремились в основном и прежде всего к наращиванию непознаваемости и всемогущества безличного (в каком-то смысле философской вершиной этого направления можно считать научное и околонаучное творчество Эйнштейна). Хорошо известно, что вся теория относительности есть теория, выстроенная на некоторых, никем окончательно не доказанных ограничительных допущениях. Об этом достаточно много писали авторы “ЭФГ” Ацюковский, Иванов и Гуров.

Это примерно так же, как если бы Маркс заявил, что в силу невозможности соизмерить труд гения и землекопа следует отменить закон стоимости. Безусловно, допущение о несоизмеримости имеет полное право на существование в качестве как научной, так и эмоционально-художественной гипотезы. Более того, нынешняя реальная экономика эмпирически зиждется именно на данном постулате, и существующее колоссальное неравенство в доходах – лучшее тому подтверждение. Однако этого еще отнюдь не достаточно для того, чтобы стать установленным научным фактом.

Здесь уместно вновь вернуться к личности основоположника марксизма. Маркс действительно, как это неоднократно отмечалось многими исследователями, искренне ненавидел талмудический раввинизм и связанную с ним финансово-ростовщическую систему. Вероятно, он был близок к хазароеврейской системе взглядов, хотя географически родился в зоне влияния “ашкенази”. При этом он одновременно очень не любил и систему государственной власти, которая сложилась на тот момент в самой мощной империи того времени – Российской. В этом смысле именно фигура Маркса вполне справедливо является объединительной для обоих революционных компонент, о которых уже говорилось выше.

Безусловно, существует довольно забавная генетическая проблема: как должен вести себя, скажем, Геннадий Зюганов, если он обнаружит, что является дальним, но прямым потомком неизвестного даже Гедеминовичам балтийского вождя? И следует ли нахождение подобного фантастического персонажа на главном коммунистическом посту считать торжеством монархического принципа?

Или напротив, торжеством коммунистической антигенетической воспитательной идеи? И не мешает ли это, мол, правильному развитию революционных процессов в России? Безусловно, подобный же вопрос можно задать и по поводу Карла Генриха Маркса. И даже ответить на него. Хотелось бы, конечно, при этом, чтобы во имя логики и справедливости те, кто отвечает  так или иначе на вопрос о Зюганове, точно так же, а не иначе отвечали бы на вопрос о Марксе. Маркс, по крайней мере, ругательски ругал своих сородичей, погрязших в ростовщичестве и плутократии,  – вряд ли можем большего требовать от человека.

Однако же, что произошло в дальнейшем? Вот что я писал в начале 2003 года в статье “Кумирня” (“ЭГ” № 9, 2003 год), которая была ответом на критику в мой адрес со стороны читателя нашей газеты: “…В отличие от О. я отношусь к Марксу не как к иконе, которой нужно поклоняться, или как к зоне, над которой висит табличка “Вход воспрещен, руками не трогать”. Ситуацию, когда любое критическое упоминание Маркса объявляется антимарксизмом, ситуацию, в которой О., видимо, прожил всю жизнь, да и сейчас, видимо, чувствует себя этаким героем, охраняющим устои от вульгаризаторов, так вот эту ситуацию я считаю ненормальной и  крайне вредной именно для марксизма.

К Марксу я отношусь по-товарищески, и не в силу своих непомерных амбиций, как выражается О., а в силу того, что считаю такое отношение единственно адекватным для левого мировоззрения. Как к человеку, с которым можно посоветоваться, у которого можно и нужно учиться, но можно и покровительственно похлопать его по плечу и этак небрежно бросить: “Знаешь, старина, а ведь, пожалуй, ты здесь не прав”.

Если Г.Н считает, что такое отношение называется “лягнуть”, – это проблемы его подсознания или словарного запаса.

Только такая позиция является адекватной и эффективной для научного сообщества. И не суть важно, позволят ли способности находиться в такой позиции мне лично или кому-нибудь другому. Дело в принципе несотворения кумира.

Увы, О. не видит, что вся желчь его статьи, весь ее пафос по сути сводятся ко все тому же ветхозаветному воплю: дайте же мне, наконец, создать себе кумира, ибо я желаю ему поклоняться…”.

Итак. Если говорить о научном мировоззрении, то уместно применять распространенные в научном сообществе способы работы с уже достигнутым: критике подлежит все, но одновременно должен существовать большой массив непреложных на данный момент установленных истин, на который следует опираться в дальнейшем научном поиске. Кто против марксизма, устроенного подобным образом, или против такого левого учения об эксплуатации? – Никто из людей, занимающихся наукой, против такого марксизма не возражал бы. Ведь никого же не раздражают законы Архимеда или Ньютона.

К сожалению, религиозные поиски в силу описанных выше причин привели к тому, что в реальном существовании марксизма в качестве передовой идеологии примерно с 20-х годов прошлого века начали просматриваться элементы религиозного культа. В таком качестве он дожил до начала 90-х годов и именно в этом качестве оказался неконкурентоспособен по отношению к вызовам современности.

ПОПЫТКА

РЕЛИГИОЗНОГО СИНТЕЗА

Что же представлял собой этот культ? Сводим ли он к какой-либо из религий, функционировавших на территории СССР и России? Ведь, согласитесь, Россия является уникальной страной не только потому, что она находится в двух частях света, но и потому, что на ее территории в течение многих веков существовали могущественные государства трех мировых религий, чем не может похвастаться ни одна другая страна мира. Именно поэтому поиски межконфессионального синтеза в России осуществлялись с наибольшей настойчивостью.

 Думаю, что ошибочно любое из мнений, сводящее элементы религиозного культа 20-90-х годов к тому или иному отдельному религиозному вероучению.

Безусловно, соблазн простоты и склонности к анализу велик и многих будут привлекать локальные гипотезы типа:

- Маркс, относясь к династии Шамбата, был до появления Сталина главой диаспоры, что, строго говоря, равнозначно позиции племенного вождя и восходит к позиционированию Авраама.

 - Сталин, являясь продуктом нового семитического синтеза, носил на себе явный отблеск шиитско-исмаилитского мусульманства и представлял собой неудавшуюся попытку аль-махдизма и прочего культостроительства (хотя, почему, впрочем, неудавшуюся?). Одновременно он представлял собой как бы “рекламный образец” и спектр новых потенциальных возможностей для тех евреев, кто принял мусульманство.

- А Ленин, гм, Ленин, мол, осуществлял уникальный секретный проект православия (назовем его, скажем, “Ловушка для атеистов”) по совершенствованию методик работы с неверующими, ибо для христианства адекватное отношение к нехристианам всегда являлось очень сложной теоретической проблемой.

Все эти полушутливые гипотезы частично, может быть, когда-то частично и подтвердятся. Но на самом деле перед нами – один из главных интеллектуальных соблазнов, возникающих при анализе любого крупного общественного явления, а именно соблазн deja vu. Заключается он  в сведении любого нового явления к уже существующим. В этом случае наша революция, безусловно, распадется на компоненты и напрочь исчезнет как самобытное явление. Я надеюсь, что написанное выше, по крайней мере, заставит усомниться в целесообразности и результативности подобного способа мышления.

Представляется, что онтологически природа рассматриваемого культа тяготеет к попытке нового религиозного синтеза. По некоторым признакам можно предположить, что данный синтез пока не осуществился. Будет ли данная компонента революционного процесса в дальнейшем обладать собственным существованием и развитием – покажет дальнейшая практика. Что до существования этой компоненты в качестве составной части левого процесса, то реальная жизнь сегодняшних левых партий показывает, что данный опыт ими творчески переработан и сейчас необходимость в нем отсутствует.

В соответствии с правилом, заявленным в первой части статьи, тем не менее, во фракции “глобальная ответственность” должен появиться субъект, позиционирующий себя в качестве носителя ответственности за описанные выше сакральные упражнения, скажем, некто условный Петраков или Пономарев, второй секретарь фракции. Способ принятия им ответственности в данном случае прост – оправдание культа. Вопрос о целесообразности для Петракова или Пономарева иметь генетические особенности, позволяющие ему претендовать на возможность лидерства в семитском сообществе, я пока оставляю открытым.

Вернемся в современность. “Ашксефы”, прочно удерживавшие финансовое лидерство в течение многих столетий, в начале века нынешнего уступили его англосаксам: Рокфеллерам, Хантам, Хьюзам, Арморам и т.д.

В настоящее время  среди первых 25 обладателей самых крупных мировых состояний: 13 англосаксов, два немца, трое арабов, по одному представителю Швеции, Мексики, Брунея, Гонконга и Франции. И только один достоверный еврей – Михаил Ходорковский с “жалкими” 15 миллиардами долларов, находящийся ныне в тюрьме. Что касается явного “ашксефа” Абрамовича, то… Впрочем, разговор о нынешних российских проблемах – чуть дальше. (Примечание 2006 года:  "хазароеврея" Ходорковского увы, в списках самых богатых уж нет, зато "ашксеф"  Абрамович увеличил своё состояние до 18 млрд. долларов и занял второе место (11-е в "общемировом" зачёте), так  сказать в национальном списке "ашксефов" после С. Балмера  (ген. директор "Майкрософт") - (около 15 млрд. долларов.)

 Безусловно, и среди 13 англосаксов могут отыскаться, так сказать, “пробравшиеся”.

Допускаю, что Билл Гейтс несет в себе определенную примесь финикийской крови и что еще пару-тройку “ашсефов” в этом списке обнаружить удастся.. Хотя это довольно трудно отнести к Уоррену Баффету, Полу Алену, братьям Карлу и Теодору Альбрехтам или Карлу Ингварду, к пяти представителям самой богатой семьи мира – владельцам сети супермаркетов “Уолл-Март” Уолтонам, каждый из которых владеет 20 миллиардами долларов.

(Примечание 2006 года: Эти скрупулезные выяснения могут показаться смешными, а кому-то даже опасными, однако ведь мы ведем речь о таком сложном явлении как этнически структурированный капитал., Никто ведь не станет отрицать, существует капитал японский, немецкий. тот же англосаксонский, русский или китайский, не так ли? Почему же мы должны при изучении структуры мирового капитала делать какие-то исключения?)

Поэтому в целом можно констатировать, что после Второй Мировой войны доминирование представителей общегерманской языковой группы в области финансов еще больше усиливается и становится просто преобладающим. И этот колоссальный эгрегор, довлеющий над миром, представляет собой реальную проблему и угрозу свободе. К сожалению, те, кто предпочитает не замечать реального положения вещей, либо уподобляются страусу, либо, видимо,  просто банально боятся атаковать реального и сильного противника, предпочитая упражняться в бессмысленной  риторике и мифотворчестве  по поводу якобы имеющих место угроз в сфере мировых финансов. Правда, в России все, как всегда, наоборот…

Алексей Петрович Проскурин

 (продолжение следует)

Примечание: статья впервые напечатана в №23 "ЭФГ" (май 2004 года),

печатается с небольшими исправлениями и уточнениями